ПУШКИН И БОРАТЫНСКИЙ. СВИДАНИЯ С МАЛОЙ РОДИНОЙ
(ОПЫТ ПАРАЛЛЕЛЬНОГО АНАЛИЗА ДВУХ СТИХОТВОРЕНИЙ)
Андреев В. Е.,
Мичуринск
Творческие пути, которыми шли в литературе А. С. Пушкин и Е. А. Боратынский, часто пересекались, приводя к появлению произведений, которые, будучи близки по теме, сильно отличались исполнением, художественно-философской стороной.
Примеров этих творческих перекрестков можно привести очень много. Дорога жизни Боратынского и Телега жизни Пушкина, Признание того и другого поэта, эпиграммы на Ф. Булгарина, Мадона того и другого, стихи Пушкина о своей няне Арине Родионовне и Дядьке-итальянцу Боратынского, Евгений Онегин и Наложница. То Пушкин давал тему, а Боратынский ее разворачивал, то наоборот. И каждый раз не было простых перекличек, а был творческий диалог, соперничество, творческая полемика. Всегда ли осознавали это сами поэты Скорее, чувствовали, чем анализировали, чувствовали, что они близки и все-таки очень разные.
Есть и еще одна пара стихотворений, которые ярко показывают резкие индивидуальные черты каждого поэта при общей тематической близости, хотя в научной литературе на это возможное сопоставление обращено явно недостаточное внимание.
У Пушкина обращения к теме малой родины достаточно редки. Можно сказать, что для него этой темы не было как темы поэтической. Стихи о Москве, подмосковном Захарово и Петербурге появлялись скорее не как отклик на эту тему, а в связи с другими важнейшими философскими темами поэзии Пушкина. И тем не менее стихотворение... Вновь я посетил... может быть рассмотрено как одно из первых по времени стихотворений в русской поэзии, написанных на тему малой родины, ставшей традиционной для русской поэзии.
Но истинным родоначальником темы должен быть назван Е. А. Боратынский. Своей тамбовской родине - имению Мара и селу Вяжля - он посвятил немало стихотворений: один из отрывков из поэмы Воспоминания (Счастлив, счастлив и тот, кому дано судьбою...), Я возвращуся к вам, поля моих отцов..., Судьбой наложенные цепи..., Бывало, отрок, звонким кликом..., Запустение, Дядьке-итальянцу. Чудесные строки посвятил поэт и подмосковному Мураново (Есть милая страна...).
?... Вновь я посетил... Пушкина и Запустение Боратынского представляют собой идеальную пару для параллельного анализа. Здесь виднее творческая оригинальность каждого поэта, направление его поиска, особенности в разработке общей темы (жанр, стиль, поэтика).
Жанр каждого стихотворения можно определить как элегию. Более этому жанру соответствует Запустение, но и пушкинское стихотворение ближе всего к элегии, хотя грусть выраженного в нем чувства не такая наглядная, как в стихотворении Боратынского. Да и Боратынский лишь в первой части стихотворения предается грусти при виде запустения и утрат на своей тамбовской родине, а позже это чувство уступит христианскому самоуглублению и постижению горнего мира.
Пейзаж у каждого поэта резко индивидуален. Связано это с пафосом поэта. Пушкин смотрит на мир с михайловского холма, его мир широкий и раздольный, которому нет конца и края. Один план (холм лесистый) сменяют другие планы. И ближние (вот опальный домик), и дальние: нивы, пажити, озеро, рассеяны деревни, скривилась мельница, потом граница владений дедовских и дорога в гору к новым горизонтам. Независимо от того, день или ночь изображает Пушкин, мир его светел. Днем свет такой яркий и чистый, что позволяет разглядеть детали пейзажа, весьма далеко отстоящие от поэта (убогий невод рыбака, скривившаяся мельница). Да и ночью мрак просветлен лунным светом.
Мир Боратынского только в мистических откровениях широк (он славить мне велит леса, долины, воды). А в реальности пленительная сень оказывается осенним лесом, нависшим над глубоким оврагом (глубь нежданную измерил грустным взором), когда В осенней наготе стояли дерева / И неприветливо чернели; / Хрустела под ногой замерзлая трава, / И листья мертвые, волнуяся, шумели.
Там, где Пушкин распахнут времени и пространству, где он входит в поток большого времени, и его философские размышления о преемственности поколений как бы свободно вытекают из этого диалога поэта и времени; напротив, Боратынский углубляется в прямом смысле, спускаясь в овраг, и самоуглубляется в попытке осознать свое место в мире и историческом времени. Мысль Пушкина очевиднее, проще и естественнее. Мысль Боратынского изощреннее, прямо не связана с созерцанием утрат, но результат ее работы богаче: от созерцания зримых материальных следов присутствия человека в мире, следов, как правило, легко разрушаемых временем и самими людьми, Боратынский возвышается до признания высших ценностей мира не дольнего, но горнего. Мара со следами запустения и распада представляется ему зримым образом мифопоэтического Элизия, где главенствует лишь духовное, вечное, где блаженствуют и встречаются друг с другом души праведные и чистые.
Пушкин старается о смерти не вспоминать. Даже о смерти любимой няни Арины Родионовны лишь упомянет, принимая смерть как реальность (Уже старушки нет. Уж за стеною / Не слышу я шагов ее тяжелых, / Ни кропотливого ее дозора...). Все находится в потоке времени, но именно о входе гробовом поэт старается здесь не вспоминать. У Боратынского даже мертвые листья, как заметил недавно А. Кушнер, оказываются живыми: И листья мертвые, волнуяся, шумели.
И самое главное - встреча с мертвым отцом как с живым. Встреча, которая некоторым исследователям напомнила устойчивое восприятие Боратынского как Гамлета. Но если у Шекспира тень отца отражает языческие отношения человека с загробным миром, то у Боратынского это свидание становится возможным только в силу особого христианского экстаза (Мне память образа его не сохранила, / Но здесь еще живет его доступный дух). Не сам поэт встречается с тенью покойного отца, а встречаются их души, и сын наследует завещанные отцом идеалы.
Концовки каждого стихотворения выражают умонастроение поэта. Если Пушкин от скорбных раздумий обращает свой взгляд к племени младому, незнакомому, оптимизм для него традиционен (Н. В. Измайлов), то Боратынский обращается в такое будущее, или, точнее, вечное, где его душа встречается с душой его рано умершего отца.
Пушкин свое стихотворение на сложную философскую тему написал предельно просто. Нет в его стихотворении сложных изысканных метафор и символов. А те, которые присутствуют, просты и прозрачны (зеленая семья, один угрюмый их товарищ, как старый холостяк, иные берега, иные волны). Если сравнивать более раннее стихотворение Деревня и... Вновь я посетил..., то увидим, что на месте прежних высоких славянских образов появились их русские более простые варианты: рыбарь уступил место рыбаку, парус уступил место убогому неводу, мельницы крылаты сменились на... скривилась мельница, насилу крылья / Ворочая при ветре.... Хотя и здесь Пушкин сохраняет некоторые славянизмы, почти незаметные, но все же придающие некоторый возвышенный колорит стихотворению на серьезную философскую тему: мрак, старую главу их заслонишь, вкруг него, младая роща, нивы златые и пажити зеленые, брега отлогие.
так же противостоять распаду и запустению, как противостоит запустению животворящая фантазия поэта.
- создает сложную полиметрическую композицию на основе несимметричного чередования шестистопного и четырехстопного ямба. Стих насыщен паузами, сменой тональностей, переносами, чтобы передать характер непринужденной внутренней речи, свободно изливающейся в живом переменчивом течении.