ЭЛЕГИЯ Ш. МИЛЬВУА "ПАДЕНИЕ ЛИСТЬЕВ" В ПЕРЕВОДЕ-ИНТЕРПРЕТАЦИИ Е. А. БОРАТЫНСКОГО (СИМВОЛИКА ОБРАЗА СОЛОВЬЯ)
Азбукина А. В.,
Казань
В лирической структуре особую значимость имеют так называемые образы - символы (цветок, дорога, звезда, птица и т. п.). Их функция отнюдь не сводится лишь к номинации, указанию на те или иные предметы или явления окружающей действительности. Благодаря субъективности авторского сознания, под влиянием индивидуального поэтического контекста, традиционные образы-детали нередко теряют свою конкретность, обрастают многочисленными смысловыми ассоциациями, приобретая, в конечном счете, неадекватное семантическое наполнение. В качестве примера рассмотрим символику образа соловья в элегии Ш. Мильвуа Падение листьев (La chute des feuilles) и в переводе-интерпретации Е. А. Боратынского.
В элегии Ш. Мильвуа описывается конкретный, узнаваемый пейзаж:
De la depouille de nos bois
L'automne avait jonche la terre;
Et, sur la branche solitaire,
Le rossignol etait sans voix.
(Роща стоит обнаженной,
Осень усыпала листьями землю
И на одинокой ветке
Замолк соловей.)
В то же время французский поэт далек от реалистического изображения природы. Пейзаж в его элегии - прежде всего лирический пейзаж, пейзаж души.
На фоне осенней картины странно выглядит соловей - птица весны. Однако вряд ли выбор Ш. Мильвуа был случайным. Соловей здесь не просто деталь описываемого. Употребление этого образа оказывается тесно связанным с целым рядом ассоциаций, пронизывающих элегию. Так, Ш. Мильвуа неоднократно подчеркивает, что речь идет о юноше, умирающем на заре жизни (a son aurore), в цвете лет (a lafleur de son age) и т. д.
Ассоциативный ряд возникает на основе общей денотативной соотнесенности: Соловей - весна - весна жизни - юноша.
Под влиянием индивидуально-авторского контекста, внутритекстовых ассоциаций слово-образ соловей получает особую многосмысленность, выступая и как персонификация юноши-страдальца, и как символ юности, любви, весны жизни, обреченных на гибель суровым роком.
Не менее интересна символика образа соловья в переводе-интерпретации замечательного русского поэта Е. А. Боратынского на элегию Ш. Мильвуа La chute des feuilles.
Семантика образа соловья в русской романтической поэзии отличается полифонизмом. Соловей может выступать и как знак, и как эмблема красивого пейзажа, и как метафора, и как символ весны, любви, свободы, родины, идеального и т. п.
Достаточно традиционным в поэзии первой половины XIX века является и уподобление ?соловей-поэт, восходящее в своих истоках к М. В. Ломоносову, Г. Р. Державину, В. Петрову и другим авторам XVIII века.
В элегии Е. А. Боратынского в соответствии с национальной традицией соловей характеризуется несколько иначе, чем у Ш. Мильвуа: он назван голосистым. Тем самым русский поэт как бы подчеркивает, что соловей - не только вестник весны, но птичка, наделенная даром творчества, даром чудных песен. На этом основании соловей соотносится не просто с юношей, юным страдальцем (Ш. Мильвуа), но с младым певцом, поэтом. У Е. А. Боратынского читаем:
Желтел печально злак полей,
Брега взрывал источник мутный,
И голосистый соловей
Умолкнул в роще бесприютной.
...................
Прощался так младой певец
С дубравой, сердцу драгоценной...
Недолго поет соловей - всего 40 дней в году. Быстротечна и жизнь поэта. И вот приходит миг, когда нужно расстаться с милой сердцу дубравой, с прекрасными мгновениями минутной юности. Образы соловья и младого певца в элегии Е. А. Боратынского так переплетаются, что создается иллюзия персонификации соловья, который прощается с дубравой, слышит ветра свист, чувствует приближение своего конца:
И вяну я: лучи дневные
Вседневно тягче для очей;
Вы улетели, сны златые
Минутной юности моей!
творчества, гибнущих по приговору жестокой действительности.
в различных поэтических системах, приобретая тем не менее неадекватное семантическое наполнение под влиянием как индивидуально-авторского контекста, так и национальной поэтической традиции.