• Приглашаем посетить наш сайт
    Толстой А.Н. (tolstoy-a-n.lit-info.ru)
  • Купреянова Е. Баратынский тридцатых годов
    МУРАНОВО. ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БАРАТЫНСКОГО

    МУРАНОВО. ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БАРАТЫНСКОГО

    Сближение Баратынского с кругом московских литераторов, с кругом будущих славянофилов, органическое погружение Баратынского в господствующую здесь идейную атмосферу имело некоторое основание в социально-бытовом облике Баратынского этих лет, в облике хозяина и помещика. Со второй половины 30-х годов Баратынский становится предприимчивым помещиком, активно приспособляющим свое барщинное хозяйство к развивающимся буржуазно-капиталистическим денежным отношениям. Так, в 1838 г. он отстраивает дом в Москве под сдачу внаем. Приспособляясь к колебаниям цен между провинцией и Москвою, свозит хлеб из казанских и тамбовских деревень в Москву и «копит» его в мурановских амбарах, выжидая выгодного для продажи момента. Но наиболее показательна в этом отношении широкая хозяйственная деятельность, развитая Баратынским в начале 40-х годов в Муранове по своду и продаже леса. Интереснейшие данные об этом дают неопубликованные письма Баратынского, к его совладельцу по Муранову Н. В. Путяте. 71

    Осенью 1841 г. Баратынский писал Н. И. Путяте: «Долго я думал о сбыте нашего мурановского леса, о причинах, по которым он и за среднюю цену не продается, и нашел главных две. 1-е. Что купцы так часто у беспорядочных дворян имеют случай покупать лесные дачи почти задаром, что им весьма мало льстит покупка, представляющая только двадцать обыкновенных процентов. 2-е. Боязнь ошибиться самим в настоящей цене леса неровного, неправильно рубленного и проч. Из этого я на первый случай заключил, что должно хотя несколько десятин свести самому хозяину и постараться сбыть бревнами и дровами. Наконец, вспомнил, что я в Финляндии видел пильную мельницу... Когда я выяснил баснословную выгоду, которую нам может принести устроение подобной мельницы, я ухватился за мысль и тотчас принялся за дело».

    По расчету Баратынского, лесопильня должна была давать в сутки около пятисот досок, что давало возможность сводить в год до двадцати пяти десятин. Максимум в пять лет Баратынский рассчитывал свести весь лес, в случае же особенно удачной продажи леса поставить другую лесопильню и в два с половиной года «закончить операцию». Несмотря на некоторые и довольно значительные просчеты в деталях, планы Баратынского реализовались с успехом. 8 марта 1842 г. Баратынский сообщал Путяте: «Вчера, 7 марта, в день моих именин, я распилил первое бревно на моей пильной мельнице. Доски отличаются своей чистотой и правильностью».

    «можно быть довольным общим итогом» осуществленных им мероприятий.

    Стремление к интенсификации своего хозяйства толкало Баратынского к применению вольнонаемного труда, что в свою очередь вызвало необходимость введения оброчной системы. В осуществление этого Баратынский разрешил своим казанским и тамбовским крестьянам «почтовую гоньбу», намереваясь требовать от восьмидесяти до ста рублей и «по два обоза с рожью в Москву» в год с тягла. «При каждом обозе — крестьяне обязаны пять раз съезжать в Мураново за дровами или досками, смотря что в ту пору будет выгодно». Этой доставкой материала в Москву и подвозом леса к лесопильне силами мурановских крестьян и ограничивалось применение крепостного труда на мурановской лесопильне. Для свода же и распиловки леса применялся наемный труд. Наймом же работал и кирпичный завод.

    Однако все эти мероприятия Баратынского, обнаруживающие в нем крепкого и расчетливого помещика, не идут дальше приспособления своего хозяйства к новым экономическим условиям и носят не столько предпринимательский, сколько оборонительный характер, вызываются стремлением обеспечить себя от ведущей к разорению дворянской «беспорядочности». Любопытно в этом отношении, что в своих расчетах Баратынский базируется исключительно на условиях местного и в конечном счете весьма непостоянного рынка. Так, в 1843 г. свои надежды на «повышение цен» и «несомненный сбыт» леса Баратынский аргументирует в письме к Путяте следующим образом: «Наша роща остается единственной в околотке. Купцы, имевшие в запасе доски и дрова, сбыли все, что имели, и лесной торг остается совершенно в наших руках. Как нарочно, в соседстве у нас строится несколько господских домов и огромная фабрика». Из этих же соображений Баратынский предполагал «распространить» в следующем году свой кирпичный завод: «Строящаяся фабрика в восьми верстах от нас представляет верный сбыт, а требование огромно: до миллиона в год. У нас пропасть гнилого леса, не имеющего никакой цены в продаже: он пойдет на обжиг кирпича».

    нового дома, которой Баратынский был занят на протяжении тех же 1841 — 1842 гг. Дом строился по планам и чертежам самого Баратынского, тщательно и любовно продумывавшего каждую деталь. Характерны в этом отношении своеобразные арки в зале нижнего этажа, представляющие собой не что иное, как замаскированные печи; отсутствие окон в классной комнате, замененных верхним светом в целях предохранения детского внимания от рассеянности. Наконец, глина, употребленная вместо штукатурки, что, по мнению Баратынского, должно было придать дому большую теплоту и прочность. Весь же дом в целом, в части своего внутреннего расположения почти без изменения сохранившийся до нашего времени,1 представляет своеобразную постройку, прекрасно приспособленную ко всем требованиям помещичьего комфорта и хозяйства.

    Облик Баратынского-помещика, успешно интенсифицирующего свое хозяйство под давлением нарастающих в стране капиталистических отношений, в известной мере раскрывает закономерность идеологического сближения Баратынского с кругом «Московского Наблюдателя», с кругом нарождающегося славянофильства. Большинство представителей этого круга в своей хозяйственной практике стояло на том же пути, что и Баратынский, и, провозглашая анафему капиталистическому веку в сфере своей литературной и публицистической деятельности, усиленно обороняло свои помещичьи хозяйства от наступления капиталистических отношений путем всемерного приспособления к ним. Так, прямой параллелью к мероприятиям Баратынского служит хозяйственная деятельность Хомякова, имевшего сахарный завод с применением на нем наемного труда, переводившего своих крестьян на оброк и закупавшего в Англии сельскохозяйственные машины. Деятельным помещиком был и Киреевский, имевший, между прочим, конный завод. Следует упомянуть и близкого в 30-е годы к кругу «Московского Наблюдателя» будущего славянофила Кошелева, ученого агронома, усиленно механизировавшего свое хозяйство и также применявшего как оброчную систему, так и наемный труд. Мы не имеем возможности рассматривать здесь сложный вопрос о той связи, в которой стоит идеология славянофильства с социально-экономическим обликом ее носителей. Мы ограничиваемся только указанием, что в пору своей идеологической близости с кругом нарождающегося славянофильства Баратынский был типичным представителем этого круга и в сфере своей хозяйственной практики.

    «певцов разоряющейся усадьбы». Дело обстояло много сложнее, и если поздняя лирика Баратынского, как, впрочем, и вся без исключения дворянская литература и журналистика того времени, в конечном счете и отражает сложный процесс распада феодально-крепостнических отношений, то это безусловное в своем общем виде положение еще ни в какой мере не вскрывает индивидуальной специфики творчества и сознания Баратынского 30-х — 40-х годов. Необходимо учитывать, что для самого Баратынского его конфликт с современностью лежал в области не материально-экономической, а исключительно идеологической практики.

    Раздел сайта: