ПОЭМА Е. А. БОРАТЫНСКОГО "ЦЫГАНКА" И ПРОЦЕСС РАЗРУШЕНИЯ ЖАНРА РОМАНТИЧЕСКОЙ ПОЭМЫ
Юхнова И. С.,
Нижний Новгород
И. В. Киреевский в "Обозрении русской литературы за 1831 год", опубликованном во втором номере "Европейца", заметил, что "Наложница" отличается от других поэм Боратынского большей зрелостью в художественном исполнении" [1832. С. 208]. По мнению критика, в этом произведении поэту удалось соединить все достоинства предыдущих поэм: "стройность и гармонию частей" "Бала" и "лирическое единство и увлекательность" "Эды" [Там же. С. 208]. Но, как тут же замечает И. В. Киреевский, "поэма Боратынского имела в литературе нашей ту же участь, какую и трагедия Пушкина: ее также не оценили, также не поняли, также несправедливо обвиняли автора за недостатки небывалые, также хвалили его из снисхождения к прежним заслугам <...>" [Там же. С. 208]. Причина такого восприятия поэмы современниками, думается, не только в "безнравственности" ее героев. Взгляд Боратынского на "добродетель", его понимание "нравственности" и стремление изображать "характеры смешанные" разрушали традиционные представления о романтическом герое и были лишь одним звеном в общем процессе разрушения жанра романтической поэмы, так отчетливо обозначившемся в "Цыганке", в этой, по словам Боратынского, "ультраромантической поэме". Процесс этот был обусловлен, в первую очередь, утверждением реализма в русской литературе той эпохи. Конечно же, реалистические тенденции сказались и в "Цыганке" - и прежде всего, в структуре повествования, характерологии и сюжете поэмы.
Среда, в которую помещены герои произведения, не условна и экзотична, как в традиционной романтической поэме, а конкретна и узнаваема - это мир Москвы, существующий по своим внутренним законам. В жизнь города вливается жизнь героев поэмы, которые гуляют на Тверском бульваре, около пресненских прудов, ездят на святой неделе под Новинское. Этот город имеет свой характер, ему одному присущие черты; его красота "торжественная" и "горделивая". Правда, Боратынский не создает детальную, развернутую картину этого мира, а делает пусть и яркие, но лишь отдельные штрихи. Хотя и их вполне достаточно, чтобы в объективный ход жизни, неостановимое течение времени включить жизнь конкретной человеческой души. Такая включенность частной жизни во временной поток, в жизнь Москвы заставляет Боратынского и сюжет поэмы строить иначе, чем в романтической поэме. Поэт пытается отразить "самодвижение действительности" [Лебедев Е., 1985. С. 95]: многое в действиях Елецкого, в развитии его отношений с Верой определяется не только волевым порывом героя, но и внешними обстоятельствами - неизбежной сменой времен года, в результате чего герои перемещаются с улиц в светские гостиные, театры, маскарад. В развитие отношений вторгаются и обстоятельства предшествующей жизни Елецкого. Именно этой особенности сюжета не понял Н. И. Надеждин, упрекавший Боратынского за "самопроизвольное сцепление случаев" в поэме [Лебедев. С. 95].
Боратынскому отчасти удается преодолеть прерывистость, фрагментарность романтической поэмы. Он фиксирует каждую фазу развивающихся отношений Елецкого с Верой, даже те моменты, когда, кажется, в них не привнесено ничего нового. Правда, в линии Елецкий - Сара остается та же прерывистость, недосказанность.
В "Цыганке" усиливается эпическое начало. Внимание автора больше сосредоточено на поступках героя, его внутреннем состоянии, на изменениях во внешнем мире. А начало поэмы, представляющее собой диалог разъезжающихся после ночной пирушки гостей, позволяет мгновенно войти во временной поток, обозначить внешнее действие и выявить разлад в душе героя.
Боратынский в одном эпизоде, описании соединяет объективное и субъективное, но это субъективное - проявление не автора, а героя; так в повествовании обозначается точка зрения персонажа, выражающая его восприятие мира, его эмоциональное и психологическое состояние. Взгляд автора как будто скользит за взглядом героя, и тогда, описывая просыпающуюся утреннюю Москву, Боратынский дает сначала ее объективную панораму, а вслед за тем восприятие этой реальности разочарованным, опустошенным героем ("Но он на пышную столицу / Глядел с душевною враждой"). Через восприятие Елецкого дано и описание его комнаты:
Один оставшися, Елецкой
Покой, где праздник молодецкой
Порой недавнею гремел.
Он чувство возбуждал двойное...
Так через точку зрения в поэме выявляется объект авторского изучения - внутренний мир опустошенного, разочарованного героя, судьба личности. Боратынский, по большому счету, не объясняет причин разочарования, даже предыстория почти не проясняет, отчего Елецкий "начал с первых дней томиться / Пределов светских пустотой". Ему интересна психология разочарованного героя - так в поэме появляются зачатки психологической мотивировки поведения, поступков персонажа. Все, что происходит с Елецким, оказывается не случайным, а закономерным, является следствием жизни его души, его внутренних переживаний. Даже чувство, внезапно вспыхнувшее в душе героя в момент мимолетной встречи с Верой, отнюдь не случайно ("Давно он знал ее заочно"). Оно естественным образом венчает целый этап в жизни Елецкого - этап его отчуждения от света и общества, этап поиска своего места в жизни, когда в сознании героя возникает потребность в нравственной опоре, которая помогла бы наполнить жизнь смыслом.
три возможных объяснения "холодности души" Веры Волховской в финале поэмы: память о прошлом, роковой печатью легшая на душу героини, "зрелость ума", породившая неверие в чувства, разочарование в "романтических мечтах", и сожаление, раскаяние в легкомысленном поступке, внутренний стыд за искренний порыв. Боратынский, не отдавая предпочтения ни одному из возможных объяснений, резюмирует:
Одно ль, другое в ней виною
Страстей безвременной тиши -
Утрачен Верой молодою
Иль жизни цвет, иль цвет души, -
Сложность психологических мотивировок, изменение структуры повествования, новые подходы к организации сюжета, которые мы наблюдаем в "Цыганке", - свидетельство разрушения жанра романтической поэмы. Как замечает Е. Лебедев, Боратынский "пытается мыслить как прозаик, который, однако ж, не брезгует и рифмой" [Лебедев. С. 99]. Сам поэт в "Антикритике" называет себя "романистом", а поэма вместе с "Графом Нулиным" Пушкина впервые была опубликована в сборнике, озаглавленном "Две повести в стихах".