194. С. Л. Энгельгардт
1833, июнь, вторая половина. Мара
Перевод: «Только сейчас мы начали получать твои письма, до такой степени эта отвратительная чернская почта неточна. Благодарю тебя, мой милый ангел, за все, что ты нам пишешь. Твоя добрая и нежная душа дышит в каждой строчке. Не упрекай меня за умеренность, с какой я веду себя здесь. Я чувствую ко всему, что происходит, великолепное равнодушие. Перейдена какая-то граница, и отношения, некогда столь тяжкие, сделались в высшей степени простыми. Решившись не горячиться и не говорить ледяным голосом, я не выхожу из себя, с кем бы ни беседовал. Я безупречно вежлив, исполнен дружелюбия, не возвращаюсь к прошлому, словно оно забыто ко всеобщей выгоде. Забавно, что здесь не замечают происшедшей со мной разительной перемены и еще обращаются ко мне с тем притворством, которым так долго меня дурачили. Все же это весьма печально: после тридцати лет нежности и любви найти такой холод в отношениях с теми, кого любил. Я в этом не виноват <зачеркнута 1 строка> — вот что меня утешает. Перестав любить, даже с полным на то правом, всегда чувствуешь, что стал хуже, чем прежде, и сам жалеешь об этом. Где это письмо найдет тебя, милый мой друг? Я бы желал, чтобы ты уже была в Москве, хотя в этом случае ты получишь его позже. Когда ты вернешься в Москву, наша переписка сделается совершенно регулярной. Кстати о Москве — я до сих пор еще не написал К<иреевскому>; предполагаю сделать это в пятницу. Сейчас, когда я об этом думаю, воспоминание о склоках этой зимы, которых я не забыл, просыпается во мне и увеличивает мое негодование. Если я и напишу этому человеку, то для того лишь, чтобы желчно попенять ему за его недоброжелательство к тебе. Благодарю за добрые вести, которые ты сообщаешь мне о Митиньке. Ты не можешь себе представить, как радует меня твоя привязанность к нему.
».