52. Н. М. Коншину
1824, сентябрь октябрь, до 11, Роченсальм
«Получил я письмо твое, милой Коншин; оно дышит счастием, и я сердечно рад, что хоть кто нибудь из наших нашел исполнение сердечных надежд своих. Я одного с тобою мнения о милой спутнице твоей жизни, какое то чувство, чувство, никогда ни тебя, ни меня не обманывавшее, говорит мне и говорило прежде, что она доставит тебе всю отраду возможную. Дай Бог, чтобы дни последующие были подобны первым, и почему не надеяться!
— Мы недавно танцевали на серебряной свадьбе у Нортмана, очень было весело: были приезжие из Ф<ридрихс>гама, между прочим твоя Амалия. Лутковский с маленькою злостию рассказывал при ней о счастливой твоей женитьбе, о твоих доходах, простирающихся до 20 тысяч, о надеждах твоих получать со временем до 50 (ты узнаешь нашего Егора). Бедняжка не знала, куда девать глаза, и то бледнела, то краснела. Поделом ей. — Почти все здешние тебе кланяются, узнав, что я получил от тебя письмо и собираюсь отвечать, Наталья же Нортман очень усердно. — Я живу помаленьку: ни весел, ни скучен. Волочусь от безделья за Анетой, обыкновенно по воскресеньям у Лутковского. Дома пишу стихи и лечусь от раны, которую мне нанесла любовь: но эта рана не сердечная. — Степанов произведен в генералы. Мы ели у него превосходительный пирог. Наши дамы жалуются на А. И. гордость: прежде она жаловалась на ихнюю. Так то вертится колесо фортуны. — Приехать к тебе — один из тех воздушных замков, которых почитаешь такими, но все таки строишь для своего удовольствия. Сердечно хотел бы посмотреть на твое житье бытье и полюбоваться твоим счастием, но это вряд ли когда случится. Я в себе несвободен и Бог весть буду ль свободным заживо. — Ты мне говоришь о наших счетах. Ежели можешь, то пришли сколько нибудь: я в Петербурге начисто промотался. — Клеркер живет тоже счастливо. Я был у него и прочел в глазах его, которые никогда не лгут, что он доволен своею судьбою. Дистерло уехал в Лифляндию на воды — я один остался из старой братии нашей.
— Прощай, желаю тебе продолжительно теплой жизни в твоем семействе, простоты в чувствах, всегдашней доверенности, основы супружеского счастия. Мне кажется, что это счастие всегда должно несколько держать несколько надиэте, и что всякая неумеренность для него пагубна. Забавно, что я, холостой, преподаю советы тебе, женатому; но это от доброй души и по старой привычке философствовать. Прощай, вспоминай, когда вспомнится.
— Боратынский. — Милостивой Государыне Авдотье Яковлевне мое усерднейшее почтение».