Зачем, о Делия! сердца младые ты
Игрой любви и сладострастья
Исполнить силишься мучительной мечты
Недосягаемого счастья?
Я видел вкруг тебя поклонников твоих,
Полуиссохших в страсти жадной:
Достигнув их любви, любовным клятвам их
Внимаешь ты с улыбкой хладной.
Обманывай слепцов и смейся их судьбе;
Теперь душа твоя в покое;
Придётся некогда изведать и тебе
Очарованье роковое!
Не опасаяся насмешливых сетей,
Быть может, избранный тобою
Уже не вверится огню любви твоей,
Не тронется её тоскою.
Когда ж пора придёт и розы красоты,
Вседневно свежестью беднея,
Погибнут, отвечай: к чему прибегнешь ты,
К чему, бесчарная Цирцея?
Искусством округлишь ты высохшую грудь,
Худые щёки нарумянишь,
Дитя крылатое захочешь как-нибудь
Вновь приманить... но не приманишь!
Покоя, поздних лет отрады;
Куда бы ни пошла, взроятся на пути
Самолюбивые досады!
Немирного душой на мирном ложе сна
Так убегает усыпленье,
И где для каждого доступна тишина,
Страдальца ждёт одно волненье.
Другая редакция стиха:
Зачем нескромностью двусмысленных речей,
Руки всечасным пожиманьем,
Притворным пламенем коварных сих очей,
Для всех увлаженных желаньем,
Знакомить юношей с волнением любви,
Их обольщать надеждой счастья
И разжигать, шутя, в смятенной их крови
Безплодный пламень сладострастья?
Он не знаком тебе, мятежный пламень сей;
Тебе неведомое чувство
Вливает в душу их, невольницу страстей,
Твое коварное искусство.
Я видел вкруг тебя поклонников твоих
Полуизсохших в страсти жадной;
Достигнув их любви, любовным клятвам их
Внимаешь ты с улыбкой хладной.
Теперь душа твоя в покое;
Придется некогда изведать и тебе
Любви безумье роковое!
Но избранный тобой, страшась знакомых бед,
Твой нежный взор без чувства встретит
И, недоверчивый, на пылкий твой привет
Улыбкой горькою ответит.
Когда же в зиму дней все розы красоты
Похитит жребий ненавистной, —
Молить о дружбе безкорыстной,
Обидной жалости предметом жалким став?
В унынье все тебя оденет,
Исчезнет легкий рой веселий и забав,
Изменит и покой, услада поздних лет!
Как дщери ада — Эвмениды,
Повсюду, жадныя, тебе помчатся вслед
Самолюбивыя обиды.
Так убегает усыпленье;
И где для смертных всех доступна тишина, —
Страдальца ждет одно волненье!
Примечания
„Новостях Литературы“ 1822 г., кн. I, № VIII, стр. 126—127, под заглавием „Дориде“ и с подписью Баратынский. Перепечатано в альманахе „Новыя Аониды“ на 1823 г., стр. 96—97 и в „Собрании новых русских Стихотворений“, ч. I, 1824 г., стр. 235—236. Приготовляя в 1826 году собрание своих стихотворений, Боратынский существенно переделал это стихотворение (см. вариант 1). Посмертными изданиями сочинений „Дориде“ (под заглавием „К Делии“) ошибочно отнесено к 1822 году.
Неизвестно, имел-ли Боратынский в виду какое-нибудь определенное лицо, к которому он обращался со своим посланием, или нет. По мнению П. О. Морозова (Соч. Пушкина, изд. „Просвещения“, т. I, стр. 531), Боратынский подражал в своем послании стихотворению Пушкина 1818 года „Прелестнице“, напечатанному в „Невском Зрителе“ 1820 г. (№ 4, стр. 63).