Je voudrais bien, ma mère,
Célébrer tes vertus,
Que de la main divine
En naissant tu reçus;
éfendre
Voyant ta bonté,
Ton âme douce et tendre,
Ton esprit, ta beauté.
Je pense au nom de Flore,
énus, de Psyché,
De Pallas et d'Aurore.
Mais, hélas, quel péché!
Comparerais-je un être
Si vrai, si beau, si bon,
és, dont peut-être
N'existe que le nom.
Une beauté céleste
Si pleine de vertus,
Si douce et si modeste
— n'existe plus.
Примечания
Издается по копии, хранящейся в Казанском архиве. Впервые напечатано С. А. Рачинским в „Татевском Сборнике“ (стр. 59—60) с разночтением 14-го стиха:
Si vrai, si pur, si bon
„детская наивность этих стихов придает им трогательную прелесть. В двух предпоследних строфах, исполненных оригинальности, уже видно раннее мастерство истиннаго поэта“.
Известно, что поступив в Пажеский Корпус, Боратынский скучал по матери, к которой он был очень привязан в детстве, и сохранил к ней на всю жизнь почтительное отношение, которое порою ему было тяжело, как можно судить из следующаго места в письме его 1825 года к Н. В. Путяте (выпущеннаго всеми издателями собраний сочинений Боратынскаго и цитируемаго нами по подлиннику, хранящемуся в бумагах И. Ф. Тютчева): „Я нашел мать мою в самом жалком положении хотя приход мой оживил ее несколько. Брат Путята, судьба для нее сделалась милостивее. Поверишь ли что теперь именно начинается самая трудная эпоха моей жизни. Я не могу скрыть от моей совести, что я необходим моей матери, по какой то болезненной ея нежности ко мне, я должен (и почти для спасения ея жизни) не разставатся с нею. Но что же я имею в виду? Какое существование? Его описать невозможно. Я расказывал тебе некоторыя подробности: теперь все тоже, только хуже. Жить дома для меня значит жить в какой то тлетворной атмосфере которая вливает отраву не только в сердце; но в кости. Я решился; но признаюсь не без усилия. Что делать? противно было бы чудовищным Эгоизтом.... Прощай свобода, прощай Поэзия! Извини милой друг что я налегаю на твою душу моим горем; но право мне нужно было несколько излится“. Заметим также, что вследствие „болезненной нежности“ A. Ф. Боратынской к своему сыну — поэту, последний писал ей очень часто письма, которыя в большом количестве сохранились в Казанском и Татевском архивах, но до сих пор не напечатаны.