Я посетил тебя, пленительная сень,
Не в дни весёлые живительного мая,
Когда, зелёными ветвями помавая,
Манишь ты путника в свою густую тень,
Когда ты веешь ароматом
Тобою бережно взлелеянных цветов,—
Под очарованный твой кров
Замедлил я моим возвратом.
В осенней наготе стояли дерева
И неприветливо чернели;
Хрустела под ногой замёрзлая трава,
И листья мёртвые, волнуяся, шумели;
C прохладой резкою дышал
В лицо мне запах увяданья;
Но не весеннего убранства я искал,
А прошлых лет воспоминанья.
Душой задумчивый, медлительно я шёл
С годов младенческих знакомыми тропами;
Художник опытный их некогда провёл.
Стези заглохшие, мечтаешь, пешеход
Случайно протоптал. Сошёл я в дом заветный,
Дол, первых дум моих лелеятель приветный!
Пруда знакомого искал красивых вод,
Искал прыгучих вод мне памятной каскады:
Там, думал я, к душе моей
Толпою полетят виденья прежних дней...
Вотще! лишённые хранительной преграды,
Далече воды утекли,
Их ложе поросло травою,
Приют хозяйственный в них улья обрели,
И лёгкая тропа исчезла предо мною.
Ни в чём знакомого мой взор не обретал!
Но вот поопрежнему лесистым косогором
Дорожка смелая ведёт меня... обвал
Вдруг поглотил её... Я стал
И глубь нежданную измерил грустным взором,
С недоумением искал другой тропы;
Иду я: где беседка тлеет
Где остов мостика дряхлеет.
И ты, величественный грот,
Тяжёлоокаменный, постигнут разрушеньем,
И угрожаешь уж паденьем,
Бывало, в летний зной прохлады полный свод!
Что ж? пусть минувшее минуло сном летучим!
Ещё прекрасен ты, заглохший Элизей,
И обаянием могучим
Исполнен для души моей.
Тот не был мыслию, тот не был сердцем хладен,
Кто, безымянной неги жаден,
Их своенравный бег тропам сим указал,
Кто, преклоняя слух к таинственному шуму
Сих клёнов, сих дубов, в душе своей питал
Давно кругом меня о нём умолкнул слух.
Прияла прах его далекая могила,
Мне память образа его не сохранила,
Но здесь ещё живёт его доступный дух;
Я познаю его вполне:
Он вдохновением волнуется во мне,
Он славить мне велит леса, долины, воды;
Он убедительно пророчит мне страну,
Где разрушения следов я не примечу,
Где в сладостной тени невянущих дубров,
У нескудеющих ручьев,
Я тень священную мне встречу.
Впервые напечатано в „Библиотеке для чтения“ 1835 года, т. 8, стр. 19—20, под указанным заглавием и с подписью Е. Баратынский. Вошло в издание 1835 г. без заглавия (стр. 115—118) и с изменением двух стихов:
11 Хрустела под ногой замерзлая трава,
16 А прошлых лет воспоминанья.
В копии Н. Л. Боратынской это стихотворение имеет заглавие „Запустение“ и варианты следующих стихов:
51 Кто безымянной неги жаден
53 Кто, преклоняя слух к таинственному шуму
65 Где я наследую несрочную весну,
Так же читается эта элегия во всех посмертных собраниях сочинений Боратынскаго.
„Запустении“ поэт говорит о своей родине — Маре, имении в селе Вяжля, Кирсановскаго уезда, Тамбовской губернии; в 50—69 стихах — о своем отце — Абраме Андреевиче Боратынском. По словам Б. Н. Чичерина („Из моих воспоминаний. По поводу дневника Н. И. Кривцова“ — в Русском Архиве“ 1890, кн. I, стр. 108): „Абрам Андреевич поселился в той части Вяжли, которая носит название Мары, и здесь зажил на широкую барскую ногу. Недалеко от дома лежит овраг покрытый лесом, с бьющим на дне его ключем. Здесь были устроены пруды, каскады, каменный грот, с ведущим в нему из дому потаенным ходом, беседки, мостики, искусно проведенныя дорожки. Поэт Боратынский, в своем стихотворении Запустение, в трогательных чертах описывает эту местность, где протекли первые дни его детства, но которое было более или менее заброшено после смерти его отца, случившейся в 1810 году. Вдова не думала уже о поддержании красоты усадьбы, о старых барских затеях; она вся предалась воспитанию детей, и надобно сказать, что эта цель была достигнута ею вполне“.