• Приглашаем посетить наш сайт
    Чарская (charskaya.lit-info.ru)
  • Поиск по творчеству и критике
    Cлово "ONCLE"


    А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
    0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
    Поиск  
    1. Голубков Д. Недуг бытия. Хроника дней Евгения Баратынского. Параграфы VI-X
    Входимость: 2. Размер: 48кб.
    2. Песков A.M.: Боратынский. Истинная повесть. Бубинька
    Входимость: 1. Размер: 27кб.

    Примерный текст на первых найденных страницах

    1. Голубков Д. Недуг бытия. Хроника дней Евгения Баратынского. Параграфы VI-X
    Входимость: 2. Размер: 48кб.
    Часть текста: сблизиться с ними. В первый же вечер он рассказал о Маре, о своей закадычной дружбе с чудаковатым Боргезе, о фантастических уроках отца Василия. Однокашники дружно сочли его недорослем и провинциалом. Его доверчивость и щедрость были истолкованы как глупость, а боязнь холода и пристрастие к лежанью в постели послужили поводом для самых обидных предположений. Он не умел справляться с множеством пуговиц, крючков и пряжек нового платья и по рассеянности насажал на камзол чернильных пятен -- его задразнили неряхой. Многолюдье и шум, сначала так радостно возбуждавшие его, теперь раздражали. Ровесники, в каждом из которых он желал видеть верного друга, оказались насмешниками и драчунами. Он постепенно замыкался в себе, стал задумчив и молчалив, и Соймонов, жеманный и задиристый отрок, окрестил его маркизом. Педагоги, в которых он мечтал найти чуть ли не мудрецов Платоновой академии, были зауряд-педантами. Хорошие баллы ставились воспитанникам, назубок затвердившим заданные страницы и параграфы. Но зубрежка внушала ему отвращенье, он привык изъясняться своими словами; Боргезе приучил его дорожить собственными мыслями. Это сердило здешних наставников. Охота к чтенью, превратившаяся в неодолимую страсть, совершенно вытеснила рвение к наукам. В классах, вместо...
    2. Песков A.M.: Боратынский. Истинная повесть. Бубинька
    Входимость: 1. Размер: 27кб.
    Часть текста: ребенка нельзя было вообразить второго. Разумеется, сердце такого дитя исполнено немой Любови к бытию. Это счастье потому и невинно, что не может быть названо словом -- хотя бы словом счастье. "Какое счастье!" -- говорит взрослый, и что мы слышим в звуках его блаженства? -- Шипение, переходящее то ли в стон, то ли в крик и кончающееся перестукиванием как бы падающего по лестнице саквояжа, завершающего свое низвержение иканием: щ-щ-щ-а-а-а-ст-ст-ст-йе. А дитя не знает искуса слова, лишающего взрослых полноты их блаженства. У него если и есть слова, то только -- имена собственные, свидетельствующие единичность всего, что существует вокруг. Поля, простертые вольными далями, -- это Степь, и дитя не знает, что есть еще где-то какие-то степи. Бескрайняя ширь над головой -- это Небо, и нельзя вообразить, что где-то в другом месте тоже оно есть, как, впрочем, нельзя вообразить и никакого другого места и никаких других людей, кроме тех, что вокруг. Что такое монокл ***, который приедет на днях? Это, наверное, кто-то как ель возле дома, тоже высокое, прямое и круглое, только без ветвей, отчасти похожее на хлеб, колосистое и желтое. А дни, на которых он приедет, напоминают лошадей, только это какие-нибудь особенные лошади, удлиненной породы, по виду как доски. С появлением монокла разрушается и его единственность, и единственность монпапа ****, потому что монокл -- это на самом деле монпапа, только узкий. Так совершается первое движение к опыту, принуждающему нас чем далее, тем более заменять собственные имена нарицательными и превращать жизнь в цепь повторений. * С маменькой и тетушкой (фр.). Около 1803 года в Мару переехала из Петербурга Катерина Федоровна, сестра Александры Федоровны. ** Спасибо, пожалуйста, как вам угодно, будьте добры, как я счастлив, сколь я вам благодарен и проч. (фр.). *** Mon oncle -- дядюшка (фр.). **** Mon...