Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "A"
Список лучших слов
Несколько случайно найденных страниц
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Часть текста: забирался в его кабинет и старательно переписывал строчки, набросанные легкой рукою отца. Но он стал меняться. Вечерами он редко теперь сидел с домочадцами; рассеянно выпив чай, смущенно улыбался и уходил к себе. Что он там делал? Работал? Читал? Но книги лежали на прежних местах, пылясь и выцветая от солнца, и закладки не покидали своих страниц -- Левушка заметил это. И стопка синеватой английской бумаги не уменьшалась на столе. И редко обнаруживались новые строки на разбросанных веером листках, и строчки эти были странны, почти непонятны. Левушка любил придумывать и подражать. Он придумал играть в отца. Прокравшись в просторную светлую комнату, он располагался в широком кресле, на подлокотнике которого была прикреплена серебряная пепельница в виде раскрывшейся кувшинки, брал перо и, мохнатя стебло, важно морщил по-отцовски покатый и вольный лоб. Если папа уходил надолго, он доставал пенал из карельской березы с набором мундштуков и, зажав в зубах обкуренный пенковый мундштук, скорбно приподымая правую бровь, натренированную перед зеркалом, говорил воображаемому собеседнику тихо и медлительно: -- Ах, мон шер, как страшна жизнь, как несносна Москва! Недавно его поразила мысль: отец в своих стихах словно бы стремился быть непонятным. Ясные и простые обороты он заменял старинными, тяжеловесными, позабытыми... -- Папа, а что такое "прям"? -- спросил он однажды. Отец только что вернулся с верховой прогулки. Одет он был, как всегда, тщательно, даже элегантно, хоть и старомодно: длинный голубоватый редингот, желтый жилет и пепельные, в обтяжку, рейтузы. Ботфорты с кисточками, заляпанные грязью, и широкополый цилиндр, надвинутый на лоб, придавали ему вид непреклонной и несколько воинственной решимости. -- Что? -- переспросил он и пристально уставился в порозовевшее лицо мальчика. -- Я прочел... у вас в стихе: "Согласье прям его лия..." -- А! Прям! -- Отец...
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: Она протяжно мазнула лицо юноши горячими глазами. Путята рывком выпрямил сутулые плечи. Отчизны враг, слуга царя, К бичу народов -- самовластью Какой-то адскою любовию горя, Он не знаком с другою страстью... -- Хорошо, -- произнесла Закревская. -- Он смел. -- И поправила на покатых плечах яркую кашемировую шаль. Скрываясь от очей, злодействует впотьмах, Чтобы злодействовать свободней. Не нужно имени -- оно у всех в устах, Как имя страшное владыки преисподней,-- завершил Путята и победоносно глянул на свою богиню. -- Арсений Андреич,-- лениво молвила Закревская,-- оттого мы редко видим у нас господина Баратынского? -- Да, да,-- пробормотал генерал. Попытался сощелкнуть со щеки бородавку, похожую на разъевшуюся муху,-- та не повиновалась. Он погладил щеку. -- Вы, Николай Васильич, э-э... передайте Евгению Абрамычу, чтобы, знаете, без чинов. Да. Ноги нынче плохо слушались его, и сердце теснила непонятная тоска. Он танцевал в паре с прелестной Авророй Шернваль, дочерью выборгского губернатора, вяло остря на счет немецкого полковника, напоминающего, по его мнению, скорей молотобойца, нежели светского кавалера. -- Впрочем, оно и кстати,-- заключил он свою неловкую тираду. -- Jeder ist seines GlЭckes Schmidt {Каждый человек -- кузнец своего счастья (нем.).}. Дивное черноволосое дитя с презрительными серо-синими глазами улыбнулось нежно, соболезнующе. Еще вчера он ликовал бы, выманив у Авроры такую улыбку... А нынче ему казалось, что вся эта огромная зала, вскипающая пеной платьев и вееров, блистающая соблазном плеч и улыбок, полная плещущей звонкостью полонеза, -- вся эта детская лучезарность испуганно меркнет и смолкает под тягучим взглядом другой красавицы. Ее легчайшие шелка медью гремели в его ушах; ее тяжкие глаза находили и останавливали его в любой точке бального простора. Повеяло тревожной духотой Петербурга настоящего. Сославшись на головную боль, он отправился домой. Едва он успел раздеться и ...
Входимость: 1. Размер: 36кб.
Часть текста: Горстка офицеров, воодушевленных стихами и шампанским,-- противу трона и армии! Безудержное честолюбье! -- Но что ждет несчастных? -- Жертв будет немало,-- Вяземский перемолчал мгновенье -- и заговорил вновь, разжигаясь желчным вдохновением: -- Что в особенности бесит меня, это поведенье вожаков. Барон Штейнгель говорил мне: Трубецкой, вития и главный подстрекатель, даже не явился на площадь! Сбежал, как шулер! Рылеев тож. Впрочем, сие не удивило меня: в нем слишком много экзальтации и слишком мало зрелой мысли. В Южном братстве схвачены Пестель, Муравьев... -- Пестель? -- Да. Пестель. Вы с ним знакомы? -- Нет. Но много слышал о нем еще в корпусе. Нам его в пример ставили как отличного в успехах и поведении... Князь сардонически рассмеялся: -- Мечтатели. Романтики. Пламень воображения... Вы верно писали в статье своей: истинные поэты потому и редки, что должны обладать свойствами прямо противоположными: пламенем воображения творческого и холодом ума поверяющего. Я, в свой черед, полагаю, что свойства сии следует отнести и к истинным политикам. Таковых у нас нет покамест, и вряд ли когда они появятся. -- Вяземский сделал несколько сердито шаркающих шагов и пересел на диван, спинка и подлокотники которого были изрезаны изображеньями скрещенных мечей и штандартов. Ранние зимние сумерки, постепенно плотнея, наполняли кабинет. Стало теснее, мгла округлила углы и сблизила крупные предметы. -- Меж собакой и волком,-- с усмешкой молвил Вяземский и поправил большое жабо, напоминающее сейчас...
Входимость: 1. Размер: 48кб.
Часть текста: из однокашников и поспешил раздать им весь свой запас книг и сладостей. Почти все мальчики были петербуржцы, умели учтиво кланяться, все важничали и представлялись старше своих лет. И почти все сносно болтали и читали по-немецки -- он сразу же выделился своим варварским произношением и незнанием грамматики. Его прозвали французом. Он помнил слова матери о том, что все дворяне суть члены одного великого семейства, и еще издали, заочно питал к будущим своим пансионским товарищам чувство братской любви. С веселой открытостью спешил он сблизиться с ними. В первый же вечер он рассказал о Маре, о своей закадычной дружбе с чудаковатым Боргезе, о фантастических уроках отца Василия. Однокашники дружно сочли его недорослем и провинциалом. Его доверчивость и щедрость были истолкованы как глупость, а боязнь холода и пристрастие к лежанью в постели послужили поводом для самых обидных предположений. Он не умел справляться с множеством пуговиц, крючков и пряжек нового платья и по рассеянности насажал на камзол чернильных пятен -- его...